— Ну и орешек ваш Евгений! Впервые встречаюсь с таким перебежчиком. Капризничает, ставит условия и вообще ведет себя странно. Да, он согласен с нами сотрудничать при условии, что мы поможем его семье, Кстати, за ваш экспромт я получил нагоняй из Лэнгли. Какой идиот будет связываться с этим обменом? Что мы дадим взамен? Мне лично все это неприятно, ибо из–за вас я вынужден врать и поддерживать эту версию. Но ладно, вернемся к нашим баранам. Этот «Конт» заявил, что, поскольку он дал присягу, он не намерен разглашать какие–либо секреты. Как вам это понравится? Он утверждает, что если он кого–либо выдаст, то его тут же убьют! Даже если мы запрячем его на самую заброшенную ферму в штате Арканзас. В то же время он готов заниматься любой пропагандистской деятельностью, не прочь вести изучение своих сограждан…
— Так устройте его в «Свободу», найдите что–нибудь подобное. Это настроение у него пройдет… не спешите… — Хороший подарочек я привез дорогому дружку из Каира!
— Подумаем. Но кое–что мне неясно. Он божится, что не знает Генри и никогда не был у него дома! Кто же дал тогда Генри его адрес? Полная чушь! Мы проверили его на детекторе лжи и должен признаться, что не получили результатов.
— Надеюсь, вы ему не говорили, что я связан с Генри?
— Мы не такие идиоты, как вы полагаете! Конечно, мы попытались проверить, был ли он у Генри или нет, никаких следов. Проверили его по отпечаткам пальцев… ничего! Запросили все информационные системы в Европе и Штатах — ничего! Интерпол тоже ничего не дал.
— Выходит, вы зря заварили всю эту кашу с поездкой в Каир?
— В общем, мы не жалеем… любой перебежчик может пригодиться. Знаете что? Иногда мне кажется, что этот Ландер — сумасшедший. Он бывает очень странным…
— Вполне вероятно. У нас всегда хватало психов,— не стал спорить я.
— Совершенно не могу понять его верности присяге. Это даже смешно. Он, видимо, считает себя великим политологом или философом, чьих откровений ждет изголодавшийся Запад. Оказывается, он пишет стихи и какую–то книгу о своей жизни и все это хочет издать за наш счет. Но мы не благотворительное общество!
— В конце концов вы же помогаете многим изданиям, которые борются за свободу! Устройте его туда, совсем неплохо иметь там еще одного агента влияния…
— Честно говоря, я не знаю, что делать. Мы столько надежд на него возлагали, думали, что удастся раскрутить целый клубок… Кроме того, он пьет, как лошадь, и каждый день. Вы по сравнению с ним просто младенец! Он очень скучает по Бригитте, но на черта она нам тут нужна? Послушайте, а он не может быть подставой?
— Все может быть. Но мы же сами его разыскали! Подставы обычно проявляют инициативу. В конце концов если вы не можете найти ему применения, отправьте его в Каир!
— Это преждевременно. Потратить столько сил и денег — и обрезать все дело!
— Что же вы предлагаете? Чем я могу вам помочь? Начать с ним вместе, пить?
— Надо вывести его из состояния тоски, этим страдают почти все перебежчики из вашей страны. На первых порах. Даже вас это не миновало, дорогой сэр. У меня к вам просьба: развлеките его! Поводите по Лондону, покажите достопримечательности. Заодно прозондируйте, чем объяснить его странное условие насчет присяги. Воспринимайте это не только как мою личную просьбу, но и как серьезное задание. Потом доложите.
Докладывать так докладывать, ваше высокоблагородие, нам к этому не привыкать, с детства приучены докладывать и сигнализировать, правда, выводить человека из состояния тоски, увы, не научились.
— Как вам угодно, сэр! — Я был подчеркнуто официален и вроде бы обижен после Каира (пусть в следующий раз не дает мне под зад и не отшивает, как прислугу, на кухню), но, как обычно, холоден, блестящ, спокоен и угрюм.
— И еще одна просьба: мы перефотографировали некоторые бумаги, которые Ландер привез с собой. Личные записи и прочее… Помогите разобраться, ладно? Мы очень ценим ваше мнение.
Последнее звучало уже как щедрая похвала верному агенту, и вообще в этот раз я впервые почувствовал, что Рэй, несмотря на всю его дремучесть, проникся ко мне определенным (это слово Чижик и К° обожали и привили эту любовь Мане, который размазывал им любую ясную мысль) доверием и даже некоторой (определенной) симпатией.
Дома я углубился в целую папку ума холодных наблюдений и сердца горестных замет беглеца Юджина.
«Лет двадцать тому назад в районе Филадельфии обнаружили вид горошка, который стелется по обочинам дорог на тысячи километров. Он выбирает канавы, рытвины, глину, гравий и осколки камней, он образует своего рода зеленую плоть, сквозь которую не может пробиться даже трава. Он сам создает для себя почву для зимней спячки и — о чудо!— не только делает изуродованную землю зеленой, но и спасает ее от эрозии и украшает сгнившую листву удивительными бледно–лиловыми цветами.
Многие пророки утверждают, что западная цивилизация подошла к концу и катится в пропасть. Футурологи предупреждают американцев о росте монополий, безличностного образования, военно–промышленного комплекса, индивидуалистического нигилизма, бессмысленного насилия, о перегруженной психике и падших нравах. Всем нам нужен новый пласт, новый слой ценностей, который, как горошек, затянет все шрамы земли. Точно в такое же раздираемое противоречиями время Святой Павел сказал жителям Колосса: «Все собрано во Христе». В дни сверхобразованности и отсутствия мудрости кто из нас решится утверждать, что одна идея о Боге и человеке, один опыт народов, уходящий корнями в историю, может связать вместе, спасти, собрать воедино на попавшей под угрозу территории? Иисус Христос всегда один и тот же вчера, сегодня и завтра (Ветхий Завет, 13:8). Он будет стабильностью нашего времени (Исайя, 33:6)».