И ад следовал за ним - Страница 93

— Какая вы все–таки сволочь! — сказал он вдруг тихо.— Я предполагал, что вы сволочь, но не думал, что до такой степени. Дайте мне что–нибудь от головы…

Я достал таблетки.

— И воды!

Я положил ему таблетку на язык, приподнял голову и поднес стакан к губам — просто брат милосердия, спасающий ближнего и кормящий его своей собственной грудью.

— Какой я дурак! — вздохнул он.— Тюфяк! Я всегда подозревал вас, но потом перестал. И вот результат: попался как кур в ощип! Но я не думал, что вы такой негодяй, чтобы делать все это в день помолвки. Что вы сделали с Рэем? Убили?

— Что за ерунда! И вообще это вас совершенно не касается. Лежите себе спокойно.

— А ведь я вам поверил… Я действительно поверил, что вы порвали с Мекленбургом. Дурак я все–таки, ужасный дурак! — причитал он.

Яхта уже набрала скорость, за иллюминаторами свистел ветер, Хилсмен мирно храпел в ангаре на берегу, Базилио и Алиса, видимо, обсуждали мой переход на сотерн как добрый знак на пути к полному семейному счастью и радовались за Кэти, неизвестный Летучий Голландец, на котором собирались ласково побеседовать с Юджином, уже, наверное, бросил якорь в Кале, и на все это щедро выливала свой мутноватый свет маячившая над нами луна.

— Вы еще пожалеете об этом, Алекс… Вы еще пожалеете! Зачем вы это делаете? Вы даже не представляете, какую роль вы играете… Вы же пешка в чужих руках… Сука ты последняя,— перешел он на более эмоциональный сленг,— сука ты, вот ты кто!

Я вышел на палубу, подошел к Кэти сзади и нежно поцеловал ее в шею.

— Как Юджин? — деловито спросила моя боевая подруга, прижимаясь ко мне спиной, видимо, в ней проснулась душа полковника Лоуренса, спасающего Британскую Империю от происков турок.

— Он пришел в себя, все в порядке. Тебе не холодно? — Заботлив я был до приторности, самому стало противно.

— Постой немного у штурвала, я достану меховую куртку.

Я вгляделся в непроходимую тьму, слегка просвеченную головным прожектором яхты, и прибавил ходу — вдали мельтешили пляшущие огоньки французского берега, по времени мы вполне укладывались в железные указания Бритой Головы. Точность Алекса высоко ценилась в Монастыре, точность всегда была культом: перед началом совещания Маня многозначительно смотрел на часы, а опоздавших обливал таким ледяным презрением, что они проходили на цыпочках и боялись громыхнуть стулом. Правда, как всегда в Мекленбурге, за точностью следовала безалаберная говорильня, не ограниченная никаким регламентом, которую Маня — отдадим ему должное — увенчивал неким пространным резюме (он говорил «резумэ»), лишь отдаленно связанным с предметом дискуссии.

Через несколько минут Кэти вернулась, переодевшись в куртку и исторические ботфорты, перевернувшие мозги баловня лондонских клубов.— Юджин говорит, что ты мекленбургский шпион и получил задание вывезти его из Англии,— Глаза ее смотрели настороженно.— Между прочим, папа тоже считал, что ты мекленбургский шпион!

— Леопард не может сменить своих пятен (у нас это переводится вроде как «горбатого могила исправит», ужасно просто с этими переводами!). Ты его больше слушай, он может наговорить с три короба! Ему лишь бы спасти свою шкуру! Если хочешь, спроси у него об ирландцах, с которыми он взрывал пластиковые бомбы в Лондоне,— эти акции вызывали ненависть у всех англичан.

— Значит, он связан с террористами! — Кажется, Кэти совсем выплыла из транса и на глазах превращалась в знакомую следовательшу с перхотью на плечах, которая в свое время выжимала из меня все соки.

Я еще раз поцеловал ее в шею, на этот раз спина ко мне не подалась и словно затвердела — кровь, видимо, отлила к милой головке,— ищейка мчалась вперед, вертя черной пуговкой носа, все остальное ей было до фени.

Я поспешил вернуться в спальню.

— Что вы там болтаете. Юджин? Хотите испортить со мною отношения?

— Какая вы сволочь. Алекс! — Видно, ничего свежее и оригинальнее не приходило ему больше в забинтованную башку.

— Давайте смотреть на вещи трезво, Юджин. Я ничего не имею против вас, вы мне даже симпатичны… но вы же не дошкольник. У меня есть задание. Оно очень просто: вывезти вас на беседу в порт Кале.

— И там прикончить!

— Ничего подобного. Вы сами должны быть заинтересованы в этой беседе… Я не в курсе дела, но предполагаю, что речь пойдет о серьезных вещах. Поверьте, я ваш друг…

— Послушайте, Алекс, не морочьте мне голову. Таких друзей, как вы…

— Хорошо,— я старался говорить спокойно,— но не забывайте, что мы имеем право предъявить вам претензии. По всем канонам и по уголовному кодексу вы являетесь предателем родины!

— Это я–то предатель родины? — вдруг заорал он — Это ты, сволочь, предатель родины вместе со своими жирными псами! Это вы обобрали народ, довели его до ручки, выпили из него кровь! Я ничего не выдал и никого не предавал!

— Только без эмоций! Взгляните на все разумно, не как человек пишущий, а как профессионал…

Меня его бурные всплески особо не взволновали: к жирным псам я себя не причислял, кровь народную не пил и служил своему народу честно, как солдат. Что было еще делать? Звать Мекленбург к топору? Уже звали и дозвались.

Вся страна от столицы до самых до окраин вкалывала на заводах, поднимала урожай, создавала ракеты и ядерные бомбы, и ничем они не лучше меня, я служил своему народу, и точка. Любое правительство всегда подонки, но не терзает же себя агент ЦРУ из–за того, что президент Никсон — обманщик и интриган, устроивший Уотергейт! Правильное ты делаешь дело. Алекс, великое дело, без темных делишек нельзя, чистоплюям всегда достается за парение в небесах, они проигрывают, а побежденным, как говаривал Бисмарк, победитель оставляет только глаза, чтобы было чем плакать.